В отношении польских источников продолжается исследовательская работа, но не все еще вопросы до конца решены. Польские хроники представляют интерес для изучения истории Руси, так как в них содержатся данные, которые дополняют отечественные источники.

1) Первые известия о Руси и ее правителях в ранних польских хрониках

Среди польских хронистов не так много тех, которые пытались полно раскрыть историю Руси, хотя бы в контексте польской истории. К немногим можно отнести Яна Длугоша и Матвея Стрыйковского. В основном Русь в польских хрониках упоминается в тех случаях, когда описываются взаимоотношения между поляками и руссами, как это видим у Мартина Галла [2, С. 47-50, и сл.], или делаются пояснения общего плана, например, у Мартина Кромера, в связи с христианизацией Польши при Мешко I [4, С. 92-108], он упоминает ряд стран, которые приняли христианскую веру, в частности, введение христианства на Руси Владимиром Великим [4, С. 96-98].

Перед польскими хронистами стояла задача в первую очередь ознакомить польский народ с их историей. Самым ранним польским источником является «Хроника» Мартина Галла (более известного как Галл Аноним, хронист начала XII в.). В его хронике сведения о Руси находятся всего лишь в трех главах первой книги – VII, X и XXIII. Две первые главы (VII и X) завязаны на войне Болеслава Храброго с Ярославом Мудрым в 1018 г. [2, С. 47-50, 52-53]. В хронике указывается (VII глава), что причиной этой войны являлся отказ Ярослава выдать свою сестру за Болеслава. Во время своего пребывания на Руси польский князь взял Киев, а затем пленил сестру русского правителя и сделал ее наложницей. Далее польское войско находилось десять месяцев на Руси, после чего возвратилось домой, но во время возвращения разгромили русскую армию на р. Буг. В X главе снова рассказываются те же события на р. Буг, что и в предыдущей главе.

Эти события описываются с позиций возвеличивания победы Болеслава Храброго над Русью. Нет, как и в последующих хрониках (Кадлубка, «Великой хроники»), упоминания действительной причины, побудившей пойти войной на Русь (поддержка своего родственника Святополка в борьбе с Ярославом Мудрым за власть на Руси). Также нет упоминания о бегстве Болеслава и его войск из Киева. Согласно «Повести временных лет», киевляне, после того как Святополк приказал им бить поляков, изгнали их из города [12, С. 62; 13, С. 83].

В XXIII главе описываются события 1069 г. – война Болеслава Смелого с Русью [2, С. 69]. Мартин Галл пытался также возвеличить Болеслава Смелого, как ранее Болеслава Храброго. Но, согласно «Повести временных лет», каких-либо конфликтных ситуаций между Польшей и Русью в это время не было [12, С. 75; 13, С. 106].

И как бы не были скудны эти известия и субъективны в отношении Руси, все-таки и эти данные могут быть ценным источником по истории Руси. Так как приводятся некоторые факты из реальных событий 1018 г. – пленение сестры Ярослава, поражение русского князя на р. Буг, и т.д.
Следующим по хронологии выступает «История Польши» Винцентия Кадлубка (хронист начала XIII в.). Сведения про Русь Кадлубка можно разделить на три группы:

1) взятые из хроники Мартина Галла до начала XII в.;

2) устные пересказы и письменные источники середины XII в.;

3) информация самого хрониста о событиях 80-90-х гг. XII в. [22, С. 28].

Именно вторая и третья группа является более всего информативно полезной по истории Руси.

Первое упоминание Руси в этой хронике связано с теми же событиями 1018 г. [7, С. 31-33], так как хронист опирался на данные Мартина Галла. Но, по сравнению с Мартином Галлом, Кадлубек краток в описании этой войны (как, впрочем, и по событиям 1069 г.).

У ранних польских хронистов нет упоминания имени правителя Руси, Мартин Галл называет его королем Руси, а Кадлубек - царем Руси. Видимо имя Ярослава Мудрого, как и его потомков, не было запечатлено в тех источниках, которыми хронисты пользовались. Не были еще доступны им древнерусские летописи, с которыми могли бы свериться (эта возможность появилась намного позже).

Если прежде в хрониках прослеживалось стремление объединить польские племена в единую польскую державу [24, С. 159-164]. Это следствие тех драматических событий, которые испытала Польша – короткий период безкоролевья, отделение Поморья и Мазовии, вассальная зависимость от Священной Римской Империи, и т.д. То в «Великой хронике» (либо по-другому «Хроника Великопольская», XIV в.) это объединение носит общеславянский характер. В хронике приводится легенда, согласно которой некоторые этнические названия славянских племен (поляков, русских и чехов) выступают как эпонимы – Лех, Рус и Чех, и являются сыновьями некоего Пана, от которого якобы и носит название Паннония – легендарная прародина славян [8, С. 52]. Это связано с идеологическим обоснованием происхождения полян (а с ними и руссов) от поляков. Впоследствии Длугош подвергал сомнению это родство, считая Руса потомком Леха, а не братом [1, С. 24].

«Великая хроника» основывается на многих польских источниках, предшествующих ей. В связи с чем, приводятся те же данные о войне Болеслава Храброго с Русью в 1018 г. [8, С. 67-68]. Взятые, по-видимому, у Кадлубка, и также имеющие краткую информацию. Ценность этого источника заключается именно в той информации о событиях, свидетелем которых был хронист, а также обширность использованных польских источников.

Исследователями польских хроник отмечается тенденциозность по отношению к Руси. Сформировалась традиция освещать историю Руси в непроглядном виде, начало которому дал в XII в. Мартин Галл. Впоследствии этой традиции придерживались Кадлубек, Длугош и другие польские хронисты [19, С. 87; 21, С. 1-3, 8, и сл.; 35, С. 154-165]. Кроме этого, польские хронисты выступали с национальной и государственной позиции, особенно это мы видим в «Истории Польши» Яна Длугоша [23, С. 76].

2) Русь до IX века по данным «Истории Польши» Яна Длугоша

Теперь остановимся подробнее на нескольких поздних польских хрониках, которые дают определенную информацию о начальной истории Руси. Большой интерес представляют хроники Длугоша и Стрыйковского. Остальные, в основном, переписали с предыдущих хроник (в особенности из хроники Длугоша), не додав к ним ничего более существенного, чтобы нас заинтересовало. Например, в «Польской хронике» Иоахима Бельского (хронист XVII в., на самом деле автором хроники является не Мартин, а Иоахим Бельский [17, С. 22-26]) практически полностью копируются известия Длугоша, с добавлением своего мнения на определенные события [3, С. 74-77]. Некоторые польские источники не дошли до нас (например, доминиканский рочник [34, С. 8]), либо дошли не в полном объеме, как это видим в связи с «Историей Короны Польской и Великого княжества Литовского» Бернарда Ваповского (хрониста XVI в.), из труда которого нам известна только его часть за 1380-1535 гг. [6].

Ян Длугош (хронист XV в.) стал первым из польских хронистов, кто в своей работе дал более широкое освещение истории Руси. Уже со второй половины XIV в. Волынские и Галицкие земли были в составе Великого княжества Литовского и Польши (в дальнейшем объединившиеся в единое государство – Речь Посполитую). Поэтому неудивителен интерес хрониста к истории этих земель.

Работая над своей хроникой, Длугошу слишком поздно удалось ознакомиться с древнерусскими летописями. Ему пришлось учить русский язык, как он поясняет – «дабы изложить историю нашу более яснее и докладнее» [1, С. IX-X]. Но плохое знание языка привело к тому, что он путал и изменял имена. Имя князя Кия он изменил на Киг, имя древлянского князя Мала в Нискина, и т.д. Также он подстраивал даты древнерусских летописей с польскими хрониками, из-за чего изменялся текст его хроники по сравнению с использованными источниками [34, С. 54-55]. Только за 966-1229 гг. Длугош приводит 92 даты, из которых только 13 соответствуют древнерусским летописям [18, С. 53].

А.А. Шахматов считал, что в пользовании Длугоша было не так много древнерусских источников [32, С. 341]. Он находит у Длугоша соответствия с теми источниками, которые дали основу для «Повести временных лет» (в особенности для Ипатьевского извода), «Новгородской первой летописи старшего и младшего изводов», и другие древнерусские летописи [32, С. 342-348]. Как утверждает Н.И. Щавелева, основным источником для событий до XII в. служила южнорусская летопись, сходная с Ипатьевским изводом [33, С. 47].

В недатированной своей части, в главе под названием «Как росла Русь и кем были построены главнейшие города и крепости», Длугош приводит, по мнению Ю.А. Лимонова, сбивчивые данные о начальной Руси в сокращенном виде [25, С. 78-79]. Имеется изложение двух легенд - киевской - о трех родных братьях - Кие, Щеке и Хориве, и их сестре Лыбеди, и новгородской - о Рюрике, Синеусе и Труворе.

Мартин Кромер (хронист XVI в.) в очень кратком виде (по сравнению с хроникой Длугоша) внес эти легенды до своей хроники (в главе о правлении Пяста), но изменил порядок – вначале идут Рюрик, Синеус и Трувор, а затем Кий с братьями и сестрой. Затем Аскольд и Дир оседают в Киеве и идут походом на Константинополь, потом Олегу дается опека над Игорем после смерти Рюрика, и т.д. [4, С. С. 85-86]. Видимо Кромер непосредственно пользовался одним из изводов «Повести временных лет», и не пользовался в этой части хроникой Длугоша (хотя и был знаком с его работой), так как нет, например, увязки Аскольда и Дира с Киевичами.

В отношении киевской легенды некоторыми исследователями высказывалась мысль, что Длугош мог воспользоваться армянским преданием о братьях Куаре, Мельтее и Хореане (Н.Я. Марр, Я. Стржельчик, и др.) [33, С. 374, прим. 72]. Только на сегодня нет веских оснований считать, что хронист мог использовать армянский источник для данного отрывка.

В отличие от «Повести временных лет», у Длугоша не только Кий основывает город, но и его братья: «Кий, построенный для себя город на Днепре назвал Киевом, Щек Щекавицей, Хорив Хоривицей» [1, С. 51]. В данном отрывке хронист допустил вольную вставку. В «Повести временных лет» указываются оронимы (горы Щекавица и Хоривица), которые и приводятся Длугошом в хронике [12, С. 4; 13, С.4]. Но к данным топонимам он прибавляет астионимы (города Щекавица, Хоривица), которые отсутствуют в древнерусских летописях. Видимо, это связано с тем, что хронист предположил существование у братьев отдельных городов, как это у Кия, поэтому и сделал такую вставку.

Следуя дальше хронике Длугоша, мы видим вновь эпонимический ряд (как в «Великой хронике» – Лех, Чех и Рус), на этот раз: Вятко – родоначальник вятичей, Радим – радимичей, и Дулеб – дулебов [1, С. 51]. В случае с двумя первыми, то их упоминают древнерусские летописи, в частности «Повесть временных лет», обозначив их ляшское (польское) происхождение, как и у Длугоша [12, С. 5; 13, С. 7-8]. А вот Дулеб – это уже вольная вставка самого хрониста. Потом идет следующая фраза: «Дулебы от князя Дулеба названы, потом [стали] волынянами зваться, которые сейчас лучане» [1, С. 51]. В «Повести временных лет» все они являются отдельными племенами, а не одним единым племенем с разными названиями [12, С. 5; 13, С. 8].

Существует у хрониста интересная информация, и довольно спорная, об Аскольде и Дире: «По смерти Кия, Щека и Хорива, сыновья их и внуки в прямом наследовании идущие, владели Русью многие годы, пока, в свою очередь, наследование не перешло к двум родным братьям, Аскольду и Диру» [1, С. 51]. В древнерусских летописях, которые дошли до нас, не отражено это генеалогическое построение. Хроника Длугоша является единственным источником, который привязывает двух братьев к местному киевскому роду. П.П. Толочко предположил, что аналогичная летописная традиция была отражена в Киевском Синопсисе [31, С. 113]. Но, скорее всего, именно от Длугоша пошло это известие в остальные источники, в том числе и в Киевский Синопсис (этого придерживался и М.Ю. Брайчевский) [20, С. 227].

Гипотезу об Аскольде и Дире из рода Киевичей поддерживали многие историки – А.А. Шахматов, Б.А. Рыбаков, М.Н. Тихомиров, П.П. Толочко, и другие [32, С. 322-323; 27, С. 307; 29, С. 55; 30, С. 21]. М.Н. Тихомиров был уверен, что этот отрывок являлся первоначальным текстом сказания о начале Русской земли [28, С. 48]. Только здесь нужно учитывать то, что данные о Руси в хронике имеют сокращенный вид. И можно только предполагать – было ли это вольной трактовкой хрониста или все же взятое из неизвестного нам источника.

В самих древнерусских летописях имеются противоречия, которые дают возможность склонятся как к версии о местном происхождении Аскольда и Дира, так и об их чужеземном происхождении. В «Повести временных лет» они являются боярами князя Рюрика, но не из их племени, которые отправились в 862 г. в Киев и стали там княжить [12, С. 9; 13, С. 12]. В Новгородской первой летописи Аскольд и Дир не сопоставляются с Рюриком, хотя и названы варягами [15, С. 106]. В Никоновской летописи Аскольд и Дир действуют (в основном Аскольд) как туземные полянские князья. В летописи нет привязки Аскольда и Дира к Рюрику и варягам [14, С. 9]. А.А. Шахматов предполагал, что составителю Никоновской летописи не нужно было искусственно создавать определенную схему, как это было у составителя Начального свода, который проводил две идеи: идею про единство княжеского рода и идею про появление княжеской власти только со времени Рюрика, а все другие правители – самоназванные, как Аскольд и Дир [32, С. 321]. Более подробно о происхождении Аскольда и Дира было рассмотрено М.Ю. Брайчевским [20, С. 323-338].

В новгородскую легенду Длугош внес несколько интересных моментов. Согласно его хронике, русский народ расселился дальше на север из-за многочисленности этого народа. Причем, одной из причин этого расселения, как выясняется, было неудовлетворительное правление Аскольда и Дира – русский народ «тяготился их княжением». Затем были избраны на управление из варягов три брата – Рюрик, Синеус и Трувор [1, С. 52]. То есть, не от Рюрика с братьями к Аскольду и Диру идет цепочка данных, как в известных нам древнерусских летописях, а совсем наоборот [12, С. 8-9; 13, С. 9]. Что также дает возможность считать Аскольда и Дира принадлежащими к местному населению Приднепровья, если эта информация не выдумка хрониста.

Рюрик осел в Новгороде, Синеус – в Белоозере, Трувор – в Изборске. После смерти Синеуса и Трувора, которые не оставили потомства, их княжества перешли к Рюрику. Эти данные не столь важны, потому как изложены в соответствии с древнерусскими летописями. А вот дальше: «Оставил [Рюрик] по себе сына по имени Игорь, который, достигнув совершеннолетия, Аскольда и Дира, Киевских князей, не ждавших от него злой напасти, предательски убил, и их землями и княжениями завладел» [1, С. 52]. В этом отрывке не упоминается Олег, да и Игорь является уже взрослым, когда были убиты Аскольд и Дир. Можно было бы предположить, что Длугош брал эту информацию из неизвестного нам источника, где отсутствует Олег и действует только Игорь. Хронист не все известия нам дает, чтобы можно было судить, был ли Игорь на момент смерти Рюрика в малом возрасте, как это явствует из «Повести временных лет», или нет. Но упоминание того, что Рюрик после себя оставил еще несовершеннолетнего сына, явно показывает, что Длугош исказил эти летописные сведения в связи с сокращением своей хроники.

3) Русь до IX века в хронике Матвея Стрыйковского

Кроме Длугоша, уделил внимание истории Руси и Матвей Стрыйковский (хронист XVI в.). Его главным трудом была «Хроника польская, литовская, жмудская и всей Руси», написанная на польском языке (до этого польские хронисты писали на латыни). Особо хочется отметить то, что Стрыйковским была поставлена задача рассмотреть историю той территории, которая входила в состав Речи Посполитой, в частности, отданы целые главы на рассмотрение истории Руси. Но в отношении русских земель он не выходит за временные рамки существования Киевской Руси. В отличие от Длугоша, Стрыйковский отлично знал русский язык [26, С. 43]. Кроме того, в его распоряжении, по сравнению с предыдущими хронистами, было больше источников. Касаемо начальной истории Руси, он пользуется византийскими, западноевропейскими, польскими, западнорусскими, древнерусскими и другими источниками.

В хронике различаются два вида руссов – те, что жили в Приднепровье с главным городом Киевом, и те, что жили в Приильменье с главным городом Новгородом Великим [5, С. 112].

Почти дословно Стрыйковский повторяет Длугоша в отношении киевской легенды, но к данным о постройке братьями одноименных городов имеются интересные прибавления, которых нет ни в известных нам древнерусских летописях, ни в других источниках, в частности у Длугоша. Приведем это место полностью:

«Кий, Щек и Хорив, князья Русские, были родными братьями, а четвертой их сестра Лыбедь, с народа и потомства Иафетова и Мосоха сына его. А те, управляя Русским народом, начали строить и укреплять города и замки для защиты. Кий старший, замок и город Киев под своим именем над рекой Днепром основал, где потом была главная и славная столица единовластия Русского.

Второй брат Щек, недалеко от Киева построил замок и город на горе Щекавице от своего имени [названное]. Также тоже Хорив, третий брат их, Хоревицу в отдельном своем княжестве основал, которая потом Вышеградом [была] названа. А сестра их Лыбедь над рекой Лыбедь, вполне обоснованно, там же замок Лыбедь, или [по-другому называемо] Любеч, построила на высоком холме» [5, С. 112].

Если исходить из выше приведенного текста, то видно, что Стрыйковскому были известны некоторые фольклорные мотивы происхождения городов Вышеграда и Любеча, которые до нас не дошли. Помимо прочего, у Стрыйковского не только братья основывают города (как это у Длугоша), но еще и их сестра Лыбедь. И постоянно дополняется фразой – «замки и города». Но это уже дополнение вставок Длугоша, которые, скорее всего, не имеют отношение к действительности.

Далее следуют сведения о Радиме, Вятке и Дулебе, которые были почерпнуты у Длугоша через Меховского, но уже со сверкой с несколькими древнерусскими летописями, близкими к «Повести временных лет» [5, С. 112].

Если Длугош единожды упоминает родство Аскольда и Дира с Киевичами, то Стрыйковский несколько раз их называет потомками Кия [5, С. 112-113, 115]. В отличие от Длугоша, Стрыйковский подает известия о начальной истории Руси в более широком освещении. Используя, по-видимому, и те древнерусские летописи, которые не были доступны Длугошу. Это мы видим, когда хронист (в кратком виде) описывает события, связанные с походом этих князей на Константинополь. Этот поход отсутствует у Длугоша.

В поздних древнерусских летописях имеются определенные вставки, которых нет в ранних летописях. Например, в Воскресенской летописи упоминается старейшина Гостомысл, братья Рюрик, Синеус и Трувор выводятся из немцев, и делается генеалогическое построение Рюрика и его братьев из рода Августа, римского императора, и т.д. [9, С. 262, 268]. Эти сведения отражены во многих поздних источниках – Сказание о князьях Владимирских [16, С. 107-109], у Герберштейна [10, С. 37], и др., и связаны с претензией правителей Московского княжества в XV-XVI вв. на создание единого централизованного государства, имеющее значительный вес в международных делах (позже это пригодилось для легитимизации принятия царского титула Иваном Грозным) [11, С. 214].

Можно было бы предположить, что Стрыйковский использовал эти поздние летописи в связи с упоминанием Гостомысла, например, из Воскресенской летописи. Только Гостомысл у Стрыйковского назван князем, как у Герберштейна (в поздних древнерусских летописях – старейшина), а также имеются такие же пропуски в хронике, какие имеются у Герберштейна [26, С. 45].

В связи с новгородской легендой, Стрыйковский пользовался и хроникой Кромера. В хронике Кромера наличествует дата – по русскому счету 6370, а от Христа 861 год – дата призвания варягов (хронист ошибся в расчетах, правильнее будет 862 г.) [4, С. 85]. Эту дату и заимствует Стрыйковский [5, С. 113]. Не исключаю, что это связано с тем, что в использованных летописях не были проставлены даты (либо не все даты имелись).

Кроме этой особенности, существует еще одна, связанная с новгородской легендой. Если у Длугоша и в древнерусских летописях Синеус и Трувор после себя не оставили потомство, то у Стрыйковского Трувор все таки имел потомство, и даже Синеусово Белоозерское княжество наследовал. Хотя после смерти Трувора в «Плескове или Пскове», вся власть перешла к Рюрику [5, С. 114]. А.И. Рогов высказал мнение, что известие о погребении Трувора в Пскове могло быть местным псковским преданием [26, С. 49]. Эта догадка вполне может быть верной, потому как не единожды Стрыйковский использовал предания (например, о происхождении городов Вышеграда и Любеча).

Далее Стрыйковский, в основном, использует древнерусские летописи, когда кратко рассказывает о смерти Рюрика, передачи его малолетнего сына Игоря Олегу, убийство Олегом Аскольда и Дира [5, С. 115-116].

Как видно из польских хроник, сведения имеют противоречивый характер. Использовались всевозможные источники, и если Длугош больше опирался на польские источники, и в меньшей степени на древнерусские (в связи с поздним ознакомлением с ними), то Стрыйковский намного расширил источниковую базу. Помимо известных источников, а также предполагаемых, были и те, что связаны с фольклорными мотивами.

Библиография

Источники:

1. Jana Długosza Dziejоw Polskich. – Krakow, 1867. – T. 1.

2. Kronika Marcina Galla. – Warszawa, 1873.

3. Kronika Polska Marcina Bielskiego. – Sanok, 1856. – T. I. Ks. 1.

4. Kronika Polska Marcina Kromera. – Sanok, 1868. – T. I.

5. Kronika polska, litewska, zmodzka i wszystkiej Rusi Macieja Stryjkowskiego. – Warszawa, 1846. – T. 1.

6. Wapowski B. Dzieje Korony Polskiej i Wielkiego ksiestwa Litewskiego. – Wilno, 1847-1849. – T. I-III.

7. Wincentego Kadłubka Historya Polska. – Lowicz, 1803.

8. «Великая хроника» о Польше, Руси и их соседях XI-XIII вв. – М., 1987.

9. Воскресенская летопись // Полное собрание русских летописей. – СПб., 1856. – Т. VII.

10. Герберштейн С. Записки о московитских делах // Россия XV-XVII вв. глазами иностранцев. – Л., 1986.

11. Древняя русская литература: Хрестоматия. – М., 1988.

12. Лаврентьевская летопись // Полное собрание русских летописей. – СПб., 1846. – Т. I.

13. Літопис руський / За Іпатським списком пер. Л. Махновець. – К., 1989.

14. Никоновская летопись // Полное собрание русских летописей. – СПб., 1862. – Т. IX.

15. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов / Под ред. А.Н. Насонова. – М.; Л., 1950.

16. Сказание о князьях Владимирских // О, Русская земля. – М., 1982.

Научная литература:

17. Nering W. O zyciu i pismach Joachima Bielskiego. – Poznan, 1860.

18. Semkowicz A. Krytyczny rozbior Dziejow Polskich Jana Długosza (do roku 1384). – Krakow, 1887.

19. Алпатов М.А. Русская историческая мысль и Западная Европа XII-XVII вв. – М., 1973.

20. Брайчевский М.Ю. Аскольд – цар київський // Его же. Вибране. – К., 2009. – Т. II.

21. Врублевский А. Сведения о Руси, встречающиеся в Хронике польского летописца Мартина Галла // Университетские известия. – К., 1878.

22. Головко О.Б. Київська Русь на сторінках хроніки В. Кадлубека // Український історичний журнал. – 1993. – № 3.

23. Иконников В.С. Опыт русской историографии. – К., 1908. – Т. 2. Кн. 1.

24. Исаевич Я.Д. Древнепольская народность и ее этническое самосознание // Развитие этнического самосознания славянских народов в эпоху Раннего Средневековья. – М., 1982.

25. Лимонов Ю.А. Русские источники Яна Длугоша по истории Киевской Руси // Проблемы истории феодальной России: Сб. статей к 60-летию проф. В.В. Мавродина. – Л., 1971.

26. Рогов А.И. Русско-польские связи в эпоху Возрождения (Стрыйковский и его хроника). – М., 1966.

27. Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества XII-XIII вв. - М., 1982.

28. Тихомиров М.Н. Начало русской историографии // Вопросы истории. – 1960. – № 5.

29. Тихомиров М.Н. Русское летописание. - М., 1979.

30. Толочко П.П. Древняя Русь. – К., 1987.

31. Толочко П.П. Спорные вопросы ранней истории Киевской Руси // Славяне и Русь (в зарубежной историографии). – К., 1990.

32. Шахматов А.А. Разыскания о древнейших летописных сводах. – СПб., 1908.

33. Щавелева Н.И. Древняя Русь в «Польской истории» Яна Длугоша (книги I-VI). – М., 2004.

34. Щавелева Н.И. Предисловие // «Великая хроника» о Польше, Руси и их соседях XI-XIII вв. – М., 1987.

35. Щавелева Н.И. Тенденциозность средневековой историографии (на примере хроники Винцента Кадлубка) // Методика изучения древнейших источников по истории народов СССР. – М., 1978.